http://tabtval.livejournal.com/171626.html

Оцифровка одной коллекции на бионосителях. ВЫП. 47

Уходящей семиструнной гитаре с нежностью посвящается

(о затее здесь)   Часть II. По не остывшим следам жанра

                                LA09c,  15 июля 2001, 2-й Канал, костёр рязанцев
1 Ещё качаясь на крыле Гуси мои, гуси / Л.Альтшулер 03:34 mp3
2 Свечи горят, зеркало зло Моей ровеснице (романс) / Л.Альтшулер 04:46 mp3
3 Если я в радости, трезв, как скала Манифест №2 'Айсберг' / Л.Альтшулер 04:18 mp3
4 Спрыгнув с летящего круга Песенное перемирье / Л.Альтшулер 03:38 mp3
5 (ритм) Дистрофики 1-5 Дистрофики 1-5 / Л.Альтшулер 03:49 mp3
6 Лунная улица, струнное олово Лунная песенка (Посвящение В.Ланцбергу)  / Л.Альтшулер 05:08 mp3
7 Как засмотрится мне нынче Купола российские / В.Высоцкий 04:18 mp3
8 Здравствуй, это главное, ты здравствуй Здравствуй / муз:С.Никитин, ст:А.Якушева 03:09 mp3
9 В глухих углах морских таверн Песня о Грине / муз:М.Анчаров, ст:В.Смиренский 03:32 mp3
10 Налево степь, направо степь Степной романс / Ю.Аделунг 02:17 mp3

(ритм) Дистрофики 1-5

Л.Альтшулер

[ 1 ]
В большой сети welcomed высказаться всякий:
босс или бос, усат или пейсат.
Пейсатель саг не переводит зря бумаги,
поскольку сагу пишет сразу же for site.
Мы — повара неубывающего блюда!
И каждый думает, варя его, творя:
Где этот тот, кто отхлебнёт и скажет: «— Чудо!
Бульон талантливый, и пар идёт не зря!»?
Мильон талантливых, и пар идёт не зря.


[ 2 ]
Я был вторым, я зря растратил сто талантов.
Будь каждый сын мой знаменит и в чём-то перв.
Я назову вас: Музыкант Из Музыкантов,
Бессонный Лидер, Дон Жуан и Книжный Червь.
Детишки выросли, всяк знал и жанр и место.
Но музыкант открыл какой-то «ридинг-клаб»,
спит книгочей, вожак командует оркестром,
и все буквально перегрызлись из-за баб,
ну просто жутко конфликтуют из-за баб.

 [ 3 ]
Был трудный день, я засыпал и плохо слушал.
Бревну от слов вообще не может быть вреда.
Но грубый факт мне так впивался в душу,
что и сейчас наводит ужас сквозь года.
Да, да — он выиграл с забвеньем поединок,
как башня Эйфеля, Равеля  «Болеро», —
тобой неправильно запихнутый ботинок
под дно палатки, где как раз моё ребро.


[ 4 ]
Я слушал молча и подпёршись кулаком.
Я возразил, но речь была не меткой.
Спор — это спорт не с клюшкой и сачком,
а с хорошо натянутой  ракеткой.
И я сказал: — Давай подтянем наши струны!
И ты сказал: — Давай разбудим  речи дар!
Мы всё наладили. Мы веселы и юны.
Свисток. Ноль-нолито. Коллега, Ваш удар.


[ 5 ]
— Куда спешим, турист?  Все цели ложны.
— Ещё чуть-чуть, добавь веслом, упрись ногой.
Без ложных целей было б невозможно
нам дотянуть от  этой точки до другой.
Гляди — рассвет. А ну-ка, солнце, ярче брызни,
зелёный рай за ближнею горой!
Ещё под кайфом первой половины жизни
мы продолженья ищем во второй,
мы повторенья ищем во второй.


Купола российские

В.Высоцкий

Как засмотрится мне нынче, как задышится!
Воздух крут перед грозою, круто вязок.
Что споется мне сегодня, что услышится!
Птицы вещие поют, и все из сказок.

Птица Сирин мне радостно скалится,
Веселит, зазывает из гнезд,
А напротив тоскует, печалится,
Травит душу чудной Алконост.

Словно семь заветных струн
Зазвенели в свой черед:
Это птица Гамаюн
Надежду подает!

В синем небе, колокольнями проколотом,
Медный колокол, медный колокол
То ль возрадовался, то ли осерчал.
Купола в России кроют чистым золотом,
Чтобы чаще Господь замечал.

Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною,
Перед солоно - да горько - кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.

Грязью чавкая, жирной да ржавою
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.

Словно семь богатых лун
На пути моем встает:
Это птица Гамаюн
Надежду подает.

Душу сбитую да стертую утратами,
Душу сбитую перекатами,
Если до крови лоскут истончал,
Залатаю золотыми я заплатами,
Чтобы чаще Господь замечал.


Здравствуй

муз:С.Никитин, ст:А.Якушева

Здравствуй, это главное - ты здравствуй!
Главное - ты будь, хоть как-нибудь,
Будь ежесекундно, ежечасно,
Ежедневно, неизменно будь!

Будь глазами кораблям упрямым,
Рельсами упрямым поездам,
Будь геологу искомым камнем,
Мною будь, когда со мной беда.

Будь, прошу тебя, в простом и сложном,
Будь, прошу тебя, и в этом суть.
Будь, прошу тебя, покуда сможешь,
А когда не сможешь - тоже будь.

Крыльями, взметнувшимися в небо,
Пением посадочных полос
Будь, прошу тебя, повсюду, где бы
Быть тебе сегодня ни пришлось.

Здравствуй, лучший день твой, лучший вечер,
Каждый слог в разгоряченном лбу.
- Здравствуй! - говорю тебе при встрече.
А теперь при встрече крикну: "будь!"

Будь, прошу тебя, в простом и сложном,
Будь, прошу тебя, и в этом суть.
Будь, прошу тебя, покуда сможешь,
А когда не сможешь - тоже будь.

Крыльями, взметнувшимися в небо,
Пением посадочных полос
Будь, прошу тебя, повсюду, где бы
Быть тебе сегодня ни пришлось.
Будь, прошу тебя, повсюду, где бы
Быть тебе сегодня ни пришлось.


Песня о Грине

муз:М.Анчаров, ст:В.Смиренский

В глухих углах морских таверн
Он встретил свой рассвет,
Контрабандист и браконьер,
Бродяга и поэт.
Он вышел в жизнь, как моряки.
Он слишком жадно шел,
Швыряя дни, как медяки.
Как медяки - на стол.

Он много исходил дорог,
Пустых, как небеса,
И алым пламенем зажег
Косые паруса.
Норвежской шхуной шли года,
Пылая как заря;
Пред ним мелькали города,
И реки, и моря.

Он слышал пенье звездных птиц,
Он видел снег и кровь,
Он слишком часто падал ниц,
Чтоб подыматься вновь!
Он много сказов знал, и сам
Умел их сочинить.
Он верил девичьим глазам
И успевал любить.

Не раз, в руке сжимая трость
И шляпой скрыв глаза,
Он приходил, желанный гость,
Мгновенный, как гроза.
И, зябко кутаясь в пальто,
Всегда угрюм, один,
Он был особый, как никто,
И назывался - Грин.

Войдет, бывало, в кабинет,
Табак придвинет, ром -
И сразу входит странный бред
В мой неуютный дом.
Он мог повелевать цветам
Цвести в снегах зимы.
Как будто жил он где-то там,
Где не бывали мы.

И думал я, что никогда,
Бродяга и фантаст,
Свои суровые года
Он смерти не отдаст.
Он говорил мне: «Старина,
Я утонул в вине,
Но ты увидишь, что страна
Вспомянет обо мне!»

1942

Альбом LA09c завершён

Это мой любимый альбом.
Дальше в разбираемых архивах будет ещё много материала и сердечных минут.
Но такого уже не будет.
Вокруг — стая, в которой мне уютно. На две или три ночи и длинные-длинные дни между это моя планета, я понимаю её, она — меня. Я нужен. Мне нужно здесь всё. Песня из последних сил старается считать, как и прежде, лес своим домом, а город — необязательными гастролями.
Живы Ланцберг и Дулов, Луферов и Берковский.
Тяжёлые июльские кузнечики уверены, что будут зудеть и завтра и послезавтра, ничего не нужно менять. Умеешь всё. Водка божественна. Внутри покой — хоть лежи на боку, хоть руби-пили, хоть трудись на благо неизвестного собрата, хоть пой, хоть шуми в тесной беседе, хоть думай в сторонку — вот же хорошо, вот же мы это запомним, не потеряем. Есть только этот дровяной дымок, этот звук, общий тон, десяток голосов — своих, своих, своих. Будущее бескрайне.
[1]